Неточные совпадения
Он был сыном уфимского скотопромышленника, учился
в гимназии, при переходе
в седьмой класс был арестован, сидел несколько месяцев
в тюрьме, отец его
в это время помер, Кумов прожил некоторое время
в Уфе под надзором полиции, затем, вытесненный из дома мачехой, пошел бродить по России,
побывал на Урале, на Кавказе, жил у духоборов, хотел переселиться с ними
в Канаду, но на острове Крите заболел, и его возвратили
в Одессу. С юга пешком добрался до Москвы и здесь осел, решив...
Разумеется, каждый день, раза по два, посещала и князя, который был заключен
в тюрьме,
в дворянском отделении, но свидания эти, как я вполне убедился впоследствии,
бывали очень для Лизы тягостны.
Из всех выделился высокий благообразный крестьянин лет пятидесяти. Он разъяснил Нехлюдову, что они все высланы и заключены
в тюрьму за то, что у них не было паспортов. Паспорта же у них были, но только просрочены недели на две. Всякий год
бывали так просрочены паспорта, и ничего не взыскивали, а нынче взяли да вот второй месяц здесь держат, как преступников.
Везде
бывали примеры, что трусы, боясь
тюрьмы и ссылки, губят друзей, открывают тайны, — так слабодушный товарищ погубил Конарского. Но ни у нас, ни
в Австрии нет этого легиона молодых людей, образованных, говорящих нашим языком, произносящих вдохновенные речи
в клубах, пишущих революционные статейки и служащих шпионами…
Бывало, что босяки, рожденные на Хитровке, на ней и доживали до седых волос, исчезая временно на отсидку
в тюрьму или дальнюю ссылку. Это мальчики.
В хорошую теплую погоду, которая здесь
бывает не часто,
тюрьма вентилируется превосходно: окна и двери открываются настежь, и арестанты большую часть дня проводят на дворе или далеко вне
тюрьмы.
Ожидают ли
в тюрьме посетителей, виден ли на горизонте пароходный дымок, поругались ли
в кухне надзиратели или кашевары — всё это обстоятельства, которые имеют влияние на вкус супа, его цвет и запах; последний часто
бывает противен, и даже перец и лавровый лист не помогают.
В тюрьмах нет еще обычая учить взрослых грамоте, хотя зимою
бывают дни, когда арестанты по случаю дурной погоды сидят безвыходно
в тюрьме и томятся без дела;
в такие дни они охотно обучались бы грамоте.
За десятилетний период
в метрических книгах смерть от нее упоминается 125 раз; 28 % приходится на май и июнь, когда на Сахалине
бывает отвратительная, переменчивая погода и начинаются работы далеко вне
тюрьмы, 46 % на декабрь, январь, февраль и март, то есть на зиму.
Всякие предосторожности, обман начальства, взломы, подкопы и т. п. нужны
бывают только тому меньшинству, которое сидит
в кандальных,
в карцерах и
в Воеводской
тюрьме, и, пожалуй, тем еще, кто работает
в руднике, где почти по всей линии от Воеводской
тюрьмы до Дуэ стоят и ходят часовые.
Наименьшее скопление каторжных
в тюрьме бывает в летние месяцы, когда они командируются
в округ на дорожные и полевые работы, и наибольшее — осенью, когда они возвращаются с работ и «Доброволец» привозит новую партию
в 400–500 человек, которые живут
в Александровской
тюрьме впредь до распределения их по остальным
тюрьмам.
Не забудь, что мы тринадцать лет были на корабле, [То есть
в густонаселенных каторжных
тюрьмах Читы и Петровского.] где от столкновения и у вас
бывают нелады.
Без всякого лечения я бы очень и давно хотел бы
побывать у вас, но, кажется, и самое двадцатилетнее гражданство всех возможных
тюрем и изгнаний не доставит возможности повидаться с соседями. Проситься не хочу: не из гордости, а по какому-то нежеланию заставить склонять свое имя во всех инстанциях. Лучше всего бы вам собраться
в Ялуторовск…
«Стоило семь лет трудиться, — думал он, — чтобы очутиться
в удушающей, как
тюрьма, комнате,
бывать в гостях у полуидиота-дяди и видеть счастье изменившей женщины!
— Ничего.
В тюрьме бывали, чай?
Известно давно, что у всех арестантов
в мире и во все века
бывало два непобедимых влечения. Первое: войти во что бы то ни стало
в сношение с соседями, друзьями по несчастью; и второе — оставить на стенах
тюрьмы память о своем заключении. И Александров, послушный общему закону, тщательно вырезал перочинным ножичком на деревянной стене: «26 июня 1889 г. здесь сидел обер-офицер Александров, по злой воле дикого Берди-Паши, чья глупость — достояние истории».
— Да как были мы
в Слободе, так,
бывало, видели, как он хаживал
в тюрьму пытать людей. Ключи,
бывало, всегда с ним. А к ночи,
бывало, он их к царю относит, а уж царь, всем ведомо, под самое изголовье кладет.
На берегу же можно было забыться: смотришь,
бывало,
в этот необъятный, пустынный простор, точно заключенный из окна своей
тюрьмы на свободу.
Да,
бывает убийственно, беспросветно скучно, как
в одиночной
тюрьме, но вы стараетесь спрятаться и от этого врага: вы по восьми часов
в сутки играете
в карты.
— Когда сидел я
в тюрьме, — было это из-за мастера одного, задушили у нас на фабрике мастера, — так вот и я тоже сидел, — говорят мне: каторга; всё говорят, сначала следователь, потом жандармы вмешались, пугают, — а я молодой был и на каторгу не хотелось мне. Плакал,
бывало…
Вершинин. На днях я читал дневник одного французского министра, писанный
в тюрьме. Министр был осужден за Панаму. С каким упоением, восторгом упоминает он о птицах, которых видит
в тюремном окне и которых не замечал раньше, когда был министром. Теперь, конечно, когда он выпущен на свободу, он уже по-прежнему не замечает птиц. Так же и вы не будете замечать Москвы, когда будете жить
в ней. Счастья у нас нет и не
бывает, мы только желаем его.
Филицата. Все от любви, сердце ноет. И всегда так
бывает, когда девушек запирают. Сидит, как
в тюрьме, — выходу нет, а ведь уж
в годах, уж давно замуж пора. Так чему дивиться-то?
Ну, нет того сна лютее, как отец с матерью приснятся. Ничего будто со мною не
бывало — ни
тюрьмы, ни Соколиного острова, ни этого кордону. Лежу будто
в горенке родительской, и мать мне волосы чешет и гладит. А на столе свечка стоит, и за столом сидит отец, очки у него надеты, и старинную книгу читает. Начетчик был. А мать будто песню поет.
Мне живо представилось — вообще это редко
бывает, — как я чужд всем этим людям и одинок
в мире, я, навеки заключенный
в эту голову,
в эту
тюрьму.
Ты вот, может,
в тюрьме не
бывал, так не знаешь, а я довольно узнал, каков это есть монастырь.
А затем пойдет
в ход изумительная по изобретательности и ухищрениям тюремная почта, и не одно, быть может, доброе движение души, не один задушевный рассказ из-за запертой двери вновь скрасят мое пребывание
в этой
тюрьме, как это
бывало не однажды… И еще раз я повторю себе старую истину, что люди — всюду люди, даже и за стенами военно-каторжной
тюрьмы.
Начальство к нам добрее стало,
Получше отвело
тюрьмуИ хорошо аттестовало.
Что будет с нами — до конца
Тяжелой было нам загадкой,
Но
в умиленные сердца
Прокрался луч надежды сладкой.
Так, помню, солнышко украдкой
Глядит,
бывало, поутру
И
в нашу черную нору…
Правда, если не угодишь, засадит
в тюрьму и сечь будет, а если угодишь, так уж лучше житья не
бывает.
— Да-с; подбираемся-с, подбираемся… и заметьте-с, что довольно дружно один за другим. А ведь
в существе нечему здесь много и удивляться: всему этому так надлежало и быть: жили, жили долго и наступила пора давать другим место жить. Это всегда так
бывает, что смерти вдруг так и хлынут, будто мешок прорвется. Катерина же Астафьевна, знаете, женщина тучная, с сердцем нетерпячим… приехала к нам как раз во время похорон Веры, узнала, что муж
в тюрьме, и повезла ногой и руку повесила.
Воздух этих комнат, пропитанный запахом канцелярской пыли, сургуча и сапожной кожи, хватал его за горло. Он много видал видов, но редко попадал
в такие места, как полицейские участки, съезжие дома, «кутузки».
В настоящей
тюрьме или остроге и совсем не
бывал, даже
в качестве посетителя.
Это положение
бывает так тяжело, что иногда предпочитают быть посаженными
в тюрьму.
Этим частым свиданиям способствовал добрейший директор
тюрьмы, позволивший Мадлен
бывать у Савина ежедневно и видеться наедине
в запертой адвокатской приемной.
— Вы не можете себе представить, что это значит, — рассказывал он, хватая мои руки своими тонкими, цепкими пальцами, — пока я рисую, я, знаете, совсем забываю, что это бесцельно,
бываю очень весел и даже что-то там такое свищу, и раз даже сидел за это
в карцере, так как
в вашей проклятой
тюрьме и свистеть нельзя.
С раннего утра
в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила по праздникам к обедни и от обедни
в остроги и
тюрьмы, где у нее
бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда
бывало человека три-четыре гостей, после обеда делала партию
в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала.